Буддийские паломники, заслышав высокие чистые звуки ритуальной трубы, устремляются на ее зов. Солнце уже скрылось за горами, чернеющими позади Тхимпху – столицы королевства Бутан в Гималаях. Вот-вот начнется заключительный обряд. Среди собравшихся на площади – крестьяне, стриженные под горшок, в поношенной одежке; они три дня добирались из своего захолустья, чтобы оказаться в городе. Рядом с ними, взявшись за руки, стоят буддийские монахи. У них бордовые от жевания перца бетеля зубы, в тон одеяниям. Как и все, они всматриваются в толпу, пытаясь разглядеть того, кто привлек всеобщее внимание.
Это мальчуган в ярко-оранжевой рубахе до колен. Из его ноутбука Macintosh звучат совсем не буддийские заклинания – первые такты дерзкого хита Шакиры Hips Don’t Lie («Бедра не лгут»). И вот семилетний Кинзанг Норбу падает на землю и начинает бешено крутиться на спине, потом встает на голову, высоко поднимая ноги в красных кроссовках Nike и широких спортивных штанах Adidas. На его временной татуировке выведено по-английски «Би-бойз» (нечто вроде «ребята-брейкеры») – так здесь именуют себя парни вроде Кинзанга.
До 1960-х годов в этой стране, отгороженной от внешнего мира и географически, и политически, не было ни дорог, ни электричества, ни автомобилей, ни телефонов, ни даже почты.
Когда стихли последние звуки, Норбу хитро улыбнулся и сложил пальцы в фирменном приветствии. В ответ на этот жест наблюдавшие за ним «Би-бойз» одобрительно засвистели и захлопали. Монахи лишь задумчиво улыбаются, обнажив красные зубы, а крестьяне продолжают удивленно рассматривать парня. Если бы он исполнял просто ритуальный танец, чтобы достичь нирваны, им все это было бы понятнее.
И все же эти мгновения, полные недоумения, объединили всех. Шоу, устроенное мальчуганом, как ничто другое отражает смысл того, что сегодня переживает Бутан. Это государство пытается сделать невозможное: совершить гигантский прыжок из Средневековья в XXI век и при этом сохранить внутреннее равновесие.
Более тысячи лет Королевство Бутан (Друк-Юл, или Страна Громового Дракона) пребывало в абсолютном уединении – среди гор, в окружении двух гигантов, Индии и Китая. До 1960-х годов в этой стране, отгороженной от внешнего мира и географически, и политически, не было ни дорог, ни электричества, ни автомобилей, ни телефонов, ни даже почты. Древние храмы в высоких, окутанных туманом скалах, непокоренные горы, нетронутые реки и леса – так все и поныне. Но кое-что уже изменилось.
Когда в 1972 году на трон взошел король Джигме Сингай Вангчук, Бутан был в числе стран – печальных лидеров по уровню бедности, неграмотности и детской смертности. Все это – следствие изоляционистской политики. «Мы заплатили высокую цену», – скажет позже монарх страны. Границы в 1960-х годах начал открывать его отец, третий король Бутана. Он строил дороги, школы и больницы, стал добиваться вступления в ООН. Теперешний король, Джигме Сингай Вангчук, пошел много дальше, придумав, как вывести Бутан из изоляции. Его ноу-хау, которое многие бутанцы воспринимают как инструкцию по выживанию, называется «валовое национальное счастье». Он основывается на четырех принципах: устойчивое развитие, защита природы, сохранение культурного наследия и достойная власть.
Руководствуясь ими, Бутан выбрался из нищеты, не расходуя свои природные ресурсы. Исключение – лишь гидроэлектроэнергия, которая обеспечивает основные экспортные доходы за счет поставок в Индию. Почти три четверти территории страны по-прежнему покрыто лесами, причем более двадцати пяти процентов их площади составляют национальные парки и иные охраняемые территории. Это один из самых высоких показателей в мире.
Резко снизился уровень неграмотности и детской смертности, экономика стремительно растет. Развивается и туризм, но из-за жестких ограничений на строительство, а также из-за налога на пребывание (до двухсот сорока долларов с приезжего в сутки), здесь нет таких толп туристов, как, например, в соседнем Непале.
В 1999 году король Бутана даровал своим подданным телевидение – это единственная страна, где в то время его не было. В том же году в королевстве появился Интернет. Жителей Бутана охватил восторг: на людей обрушился чужеземный мир во всем его непривычном блеске. Но после того как был открыт этот ящик Пандоры, многих охватило и беспокойство. Что ждет нацию численностью всего 635 тысяч человек, половина из которых моложе 22 лет?
Сейчас бутанский эксперимент близится к своей кульминации – переходу к демократии. В 2008 году стране предстоит пережить целый ряд судьбоносных событий: коронацию (четвертый король торжественно передаст корону 28-летнему сыну Джигме Хезару Намгайлу Вангчуку, чтобы тот стал конституционным монархом); празднование столетнего юбилея монархии; главное же – формирование к лету первого демократического правительства.
Бутанский буддизм отличается легким, даже шутливым взглядом на вещи. Немало и откровенных изображений – в тантризме считается, что интимные отношения открывают путь к просветлению.
Так что настоящая проверка на прочность «валового национального счастья» только начинается. Новых гражданских лидеров ждет немало сложностей, и одна из главнейших – это сам народ, который по-прежнему обожает своих королей и скептически относится к демократии. Мир внимательно следит за событиями в Бутане – а вдруг маленький гималайский народ поможет ответить на столь важный для человечества вопрос: как сохранить свою индивидуальность, если глобализация стирает любые различия? Возможно ли удачно сочетать традиции и модернизацию?
На Земле найдется немного мест, где традиции столь же сильны, как в аграрном Бутане. Почти семьдесят процентов граждан живут в деревушках – таких, как, например, Набджи. Она находится среди девственного леса и гор, в шести часах ходу от ближайшей дороги.
Здесь, в Черных горах в Центральном Бутане, нет электричества. Зато в древнем храме в Набджи есть нечто куда более ценное – священная каменная колонна с едва заметной вмятиной. Как гласит легенда, это след руки гуру Ринпоче – мистика, который в VIII веке прилетел на тигрице в Бутан и стал проповедовать тибетский вариант тантрического буддизма.
Перед колонной я встретил седую крестьянку Тум-Тум, которая молилась, опустившись на колени. Совершая поклон, она всякий раз перекатывала в сторону кукурузное зерно (у нее их было 108 – священное число). За три месяца она перекатила эти зерна 95 тысяч раз, совершая по тысяче поклонов в день, – и будет это делать до тех пор, пока не дойдет до ста тысяч.
Сегодня окрестные поля опустели: по лунному календарю наступил священный день. Жители Набджи в праздничных одеяниях пришли к храму. Женщины – в ярких кирах до пят, мужчины – в узорчатых го по колено. О современной жизни напоминают лишь две солнечные батареи на крыше храма, установленные для беспроводной телефонной связи. Впрочем, они не работают. Набджийские крестьяне веруют в другой вид беспроводной коммуникации – трепещущие молитвенные флаги на ветвях кипарисов. «Ветер уносит наши молитвы прямо на небеса. Никакой техники не нужно!» – говорит Райк, деревенский староста.
Бутанский буддизм отличается легким, даже шутливым взглядом на вещи. В нем много земного – и этим он разнится с эпически спокойным традиционным буддизмом тхеравадой. Представителей других ветвей буддизма здешнее обилие божеств и демонов может повергнуть в шок. Немало тут и откровенных изображений – в тантризме считается, что интимные отношения открывают путь к просветлению. Особенно дерзко эту идею воплотил в XVI веке лама Друкпа Кунли, известный как Божественный Безумец, – святой, почитаемый большинством бутанцев. Кунли устраивал кутежи по всей стране, уничтожал демонов и даровал юным девушкам просветление с помощью магической силы своего «пылающего копья». Многие бутанские дома по сей день украшает его знак-оберег: огромный нарисованный фаллос, нередко – с игривым бантом.
Но даже «пылающие копья» не предотвратили перемен. В Набджи появилась начальная школа – ее открыли почти десять лет назад в рамках реформы образования, которая повысила уровень грамотности в Бутане с десяти процентов в 1982 году до нынешних шестидесяти. А медпункт по соседству – результат принятия одной из решительных мер, благодаря которым средняя продолжительность жизни в стране увеличилась с сорока трех лет (1982 год) до шестидесяти шести (2007-й). Уровень детской смертности за тот же период снизился со ста шестидесяти трех до сорока человек на тысячу. В Набджи нет своих врачей, но медики из районной больницы Тронгсы добираются сюда через горы пешком, чтобы сделать прививки деревенским детишкам.
Теперь Набджи – не такое уж уединенное место. В деревне слышен гул: это в нескольких километрах отсюда прорубают дорогу через лес. Там попеременно трудятся пятнадцать местных жителей, но до Набджи дорога дойдет лишь через год-другой. Зато как только это произойдет, сюда проведут электричество, появится телевидение, начнется торговля.
Старики тревожатся, что тогда Набджи утратит естественность и простоту. Но молодежь все больше прислушивается к людям вроде Карме Джигме – современно одетого 26-летнего художника, который недавно вернулся в Набджи после пяти лет работы в Паро, Пунакхе и Тронгсе. Он рассказывает односельчанам о современном мире – о таких «чудесах», как телевизор или мобильный телефон. Такие достижения техники, как самолет, похоже, и для него самого представляются чем-то магическим.
Сейчас Джигме много трудится на семейных рисовых и картофельных полях, а чтобы подработать, расписывает избы традиционными изображениями – да-да, в том числе и «пылающими копьями». Он собирается купить быка. Но больше всего, как Джигме говорит, ему «хочется Nokia». И не важно, что сейчас в Набджи нет мобильной связи. Он просто мечтает иметь что-то из современного мира.
38-летний Чеванга Дендуп носит джинсовое го и играет на гитаре. Руководитель отдела теленовостей, он считает, что «для того, чтобы выжить, Бутану нужно научиться объединять традиционное и современное». Он уверен, что технологии и традиции вполне могут соседствовать. В качестве примера Чеванга приводит CD»-проигрыватель, свой подарок отцу. Тот никогда прежде не видел подобной техники, а теперь включает на нем проповеди и песнопения для гостей.
Оптимисты считают, что выход Бутана из изоляции стимулирует местную культуру. Средства связи развиваются: сейчас у двадцати восьми процентов семей есть телевизор, у одиннадцати процентов – сотовый телефон, примерно у трех процентов – компьютер, – и граждане начинают все больше общаться друг с другом, как и во всем мире. Для Бутана, где практически не развито транспортное сообщение, уже это немалое достижение. Ведь теперь деревенские жители, которых разделяют горы, могут смотреть один и тот же национальный телеканал. А новые радиостанции, как Kuzoo FM, дают молодежи повод собраться, чтобы поговорить о музыке, культуре, модернизации.
Успешно развиваются также местное музыкальное и кинопроизводство. Еще два десятилетия назад в Бутане не было снято ни одного художественного фильма. А в 2006 году эта крошечная страна выпустила аж 24 кинокартины – что едва ли не самый высокий показатель на душу населения в мире. «Фильмы, – говорит 47-летний режиссер Кьенце Норбу, – это наши современные тхангки (древние тибетские религиозные свитки с красочно иллюстрированными историями). Чем бояться модернизации, лучше рассматривать ее как инструмент, помогающий ярче представить культуру».
Правда, бутанские традиционалисты видят во всем этом и негативную сторону – вторжение глобальной материалистической монокультуры, которая разрушает их ценности. Власти запретили вредные с их точки зрения каналы. Однако Сонам Чеванг, учитель средней школы в Тхимпху, полагает, что нечто жизненно важное уже утрачено. «Некоторые дети настолько поддались западными веяниями, что позабыли о своей культурной идентичности», – сетует он.
Когда-то в Бутане воровства не было вовсе, а двери редко запирались на замок.
Кризис национальной идентичности проявляется и в целом ряде социальных проблем. Так, в Тхимпху уровень безработицы среди молодежи достигает почти тридцати процентов, так как выпускники сельских школ отправляются в город, питая надежды поступить на госслужбу, и не могут устроиться. Они остаются в столице, сколачивая уличные банды.
В Бутане по-прежнему мало насильственных преступлений, но случаи воровства (когда-то его не было вовсе, а двери редко запирались на замок) учащаются: люди зарятся на чужие мобильники и CD-плееры. Растет и наркомания. Три года назад Юджен Дорджи, теперь уже бывший наркоман, открыл первый в Бутане наркологический реабилитационный центр. Он говорит, что нынешняя ситуация отражает «сложности переходного периода страны».
Бутан, при всей его независимости, тревожит ощущение уязвимости – ведь он является последним бастионом гималайского буддизма. Все прочие похожие страны исчезли с лица земли: Ладакх (занят в 1842 году и позже присоединен к Индии), Тибет (завоеван Китаем в 1950 году), соседнее королевство Сикким (присоединено к Индии в 1975 году). «Мы маленькая страна, не обладающая экономической и военной мощью, – объяснял Джигме Сингай Вангчук журналистке из The New York Times в 1991 году. – Единственное, что может укрепить суверенитет Бутана, – это уникальная культура».
Казалось бы, разумный подход, но именно он стал причиной конфликта монархии с крупнейшей этнической группой в стране – индо-непальской. В отличие от правящих на северо-западе нгалонгов, или друкпа, и шарчопов на востоке (оба народа – буддийские потомки тибетцев, которые поселились на этой территории много веков назад), основная часть непальцев заселила низинные регионы Бутана в конце 1800-х – начале 1900-х годов.
Следующие волны мигрантов появились после 1960 года – одни люди приехали в качестве чернорабочих, другие пересекли границу нелегально. Монархический режим поддерживал ассимиляцию, но друкпская элита была обеспокоена увеличением непальского населения. Король ужесточил законодательство о гражданстве, издал постановление, что все бутанцы обязаны одеваться и вести себя так, как велит кодекс друкпа. В результате в 1990–1992 годах десятки тысяч этнических непальцев хлынули через границу. Среди них был Говинда Димал. Праведный индус, он более полувека тихо-мирно жил с семьей в южном районе Тсиранг. Но его стали притеснять все больше. А когда непальцы организовали акции протеста, армия ответила массовыми арестами – и Димал оказался в тюрьме. Измученный, раздавленный, 69-летний индус подписал добровольную миграционную заявку и вот уже шестнадцать лет томится в лагере ООН в Восточном Непале.
Димал попал в ловушку одного из самых затяжных в мире кризисов с беженцами. Тысячи людей так и не получили разрешения вернуться. Для них, как и для многих этнических непальцев, оставшихся в Бутане (по примерным подсчетам, таковых порядка ста пятидесяти тысяч), активное насаждение монархией буддийской культуры обернулось нищетой.
Сейчас конфликт на юге Бутана практически исчерпан, но многие непальцы до сих пор остаются на общественной периферии: выполняют физически тяжелую работу, не имеют возможности вести бизнес, работать в госструктурах и получать высшее образование.
В Бутане чтут королевскую власть. Яркий пример – женщина по имени Пелдон, которая сорок один год служит в фамильной резиденции королевской семьи и видит благодеяния монархов своими глазами. Три года назад проложили дорогу через горы – и теперь до ближайшего города ехать не два дня, а два часа. Появилось электричество – и Пелдон смогла ходить на вечерние курсы родного языка и допоздна шить киры. «И все это благодаря королю», – говорит она.
Но как и большинству жителей Бутана, Пелтон нелегко принять последний подарок монархии – власть над страной. «У нас хороший мудрый король, – говорит она. – К чему нам демократия?» Но король непоколебим. Что будет, вопрошает он, если Бутан окажется в руках порочного или некомпетентного правителя?
Итак, король выиграл этот спор, но его первые демократические шаги были довольно робкими. Даже выдвинуть подходящих кандидатов оказалось непросто, отчасти потому, что все претенденты должны быть выпускниками университетов – и это в стране, где диплом бакалавра есть менее чем у двух процентов населения. Однако минувшим летом два высокопоставленных чиновника, министры Джигме Тинли и Сангай Нгедуп, ушли в отставку, чтобы повести на выборы оппозиционные партии. Но кто бы ни стал первым бутанским премьер-министром, он, скорее всего, продолжит политику «валового национального счастья».
Чтобы выжить в условиях демократии и модернизации, новый бутанский лидер, вероятно, станет налаживать отношения с внешним миром. Пока Бутан установил связи только с двадцатью одним государством. Большинство крупных держав в этот список не входит – страна опасается влияния сильнейших. Те же опасения существуют относительно вступления в ВТО.
Но Кинзангу Норбу – семилетнему лидеру «Би-бойз» – неведомы эти тревоги. Возможно, он понятия не имеет, что такое свободная торговля, – он только закончил второй класс, – но он впитывает эти явления так же легко, как родную бутанскую культуру. На другой день после выступления на площади он возвращается из школы – аккуратно причесанный, в отутюженном сером го. Придя в бар, которым управляет его мать, Норбу переодевается в футболку Diesel и рассуждает (по-английски) о достоинствах Аллена Айверсона и Рональдиньо. Этот мальчишка – главный результат и основной показатель великого бутанского эксперимента.
Автор: Брук Лармер Фотографии: Линзи Аддейрио
- Фото:
- Спойлер:
Форум 
Личный кабинет 
Последние изображения 
Регистрация 
